В конце прошлой недели в Музее истории «Уралвагонзавода» прошло первое заседание «Тагильского клуба» с участием уральского полпреда Игоря Холманских. В его работе приняли участие известные политологи, социологи, политические обозреватели из Москвы и Екатеринбурга.
Тема первого заседания клуба была посвящена современному воплощению образа человека труда в российском общественном сознании. Ниже приводит текст выступления известного тележурналиста Максима Шевченко на заседании «Тагильского клуба».
«Вопрос о человеке труда, о рабочем, чем он отличается от труда, например, дизайнера – это один из фундаментальных вопросов философии XX века. И то, что он ставится в XXI веке, говорит о том, что конфликтный кризис между капиталом и трудом не только не преодолен, но даже не обсужден до конца.
Трагические события ХХ века – вторая мировая война, крушение Советского Союза поставили крест на теоретических исследованиях социализма. Потому что вопрос о человеке труда ставился в проблематике социализма. С другой стороны мы знаем, что немецкая философия занималась этим вопросом на очень серьезном уровне. Приведу в пример работу Эрнста Юнгера «Рабочий. Господство и гештальт», который является фундаментальной работой, касающейся проблематики труда, что такое рабочий и почему рабочий человек должен стоять в центре истории по отношению к финансовому спекулянту. Оговорюсь – это не негативное определение человека, который занимается или оперирует деньгами и ко всем типам деятельности, которые формируются в этих двух направлениях.
Советская марксистско-догматическая школа на самом деле уничтожила всякую возможность разговора о человеке труда, превратив это в некий тезис о том, что есть простые люди, которые хотят простой жизни. Хрущев на XXII съезде партии свел эту проблему к колбасе и квартире. Это и есть смысл жизни человека труда – большее ему не надо. Мы знаем, к чему это привело. Советский Союз стал настолько неинтересен людям, как система жизни, что взял и сам по себе развалился, как «карточный домик». Никто даже извне его особо не атаковал. В какой-то момент театр закончился, актеры разошлись и осталось, как говорил Розанов про российскую империю только вешалка, которая к тому же еще и без одежды.
Поэтому сегодня мы, наученные горьким опытом прошлого и имея огромную базу наработанного опыта, должны понять, что нам делать с этим непримиримым конфликтом дальше. А конфликт между трудом и капиталом – это конфликт, который, по большему счету, неразрешим теоретически. Этот конфликт непримирим.
Попытки согласовать два типа формализации человеческой деятельности возможны только в рамках тоталитарно-бюрократического государства. Власть при подведении итогов переходит к некой бюрократической надстройки, которая в одинаковой мере дистанцирована и от труда, и от капитала, располагая печатью и подписью, как главной разрешительной особенностью людям труда трудиться, и людям капитала получать капитал. Но как сказал Игорь Рюрикович (Холманских – ред.), альтернативы демократии нет. Демократия здесь нужно понимать не как процедуру, а как способ политического выражения достоинства человека.
Конкретизирую очень кратко, на очевидных вещах, разницу между капиталом и трудом. И почему и рабочий, и дизайнер – это не одно и то же. Единственным неотчуждаемым богатством человека является его жизнь. Без жизни у человека нет ничего. Жизнь человека измеряется временем. Время своей жизни бесконечно дорогое и уникальное, которое невосполнимо. Человек затрачивает на способ поддержания собственной жизни, на отдачу долга, как части своей жизни коллективу, обществу и на то, что он фактически берет в долг, в кредит у других. Ведь предметы роскоши нам, по большему счету, не нужны, но мы их хотим. Мы должны за них платить. По большему счету, человек расплачивается не деньгами, а собственной жизнью. Труд, когда о нем говорим, мы имеем в виду эквивалент, прежде всего, жизни человека. Когда человек каждый день на протяжении 40 лет с 8 часов утра до 6 вечера приходит на один и тот же завод и работает, работает, работает, то у него возникает вопрос – а живет ли он вообще какой-то жизнью. Этот вопрос в XIX веке привел к массовым революциям, потому что условия жизни рабочего в те времена были настолько чудовищны, настолько чудовищна была разница между жизнью человека на заводе, на фабрике или шахте и жизнью хозяина или лакеев, окружавших его. Собственно рабочие не имели морального права не войти в революционное движение. Оно было исторически обусловлено. Унижение достоинства такой огромной массы людей, которые трудились, а в итоге оставались на положении социальных животных и еще унижались культурно. Это собственно и послужило причиной того массового протестного движения.
Сегодня после ХХ века мы видим, что ситуацию пытаются вернуть к точно такой же схеме. Только проблема в том, что уже нет буржуазии уровня Ругонов, Демидовых или Рябушинских. Сейчас есть какая-та «шпана», которая не удовлетворяет нас с эстетической точки зрения. Хорошо – Савва Морозов, ладно – Рябушинский, Мамонтов. Они трагические фигуры, также как герой Достоевского Рогожин – капиталист, фабрикант. Но «эти» нам кажутся каким-то жуликами. Почему? В чем разница?
Цена жизни человека труда и цена жизни финансового спекулянта, или дизайнера оказываются разными. Это несправедливость. Есть то, что больше всего угнетает сегодня людей. Невозможно объяснить, почему русский рабочий, работая 8 часов, зарабатывает 20-35 тыс. рублей (я эмпирически называю эти цифры) и изматывая себя возвращается в грязные и необустроенные кварталы, в эти страшные блочные дома. Хотя в тоже время, с его точки зрения, человек, который является так называемым «хозяином», «акционером» и работает с банковским капиталом, который, на взгляд рабочего человека, не работает. Хотя он сидит в своей конторе, заполняет бумаги, ведет переговоры и встречи, получает не просто в разы, а в тысячи раз больше дохода. Почему жизнь одних стоит и продает дороже, чем жизнь других? Почему человек труда вкладывая единственный ему доступный капитал – свое время и жизнь (а смерть не за горами, она приближается). Ведь Маркс и не учитывал экзистенцию, которую ввел Сартр в «левое сознание», в социализм. Но мы-то не можем не учитывать внутреннее ощущение человека, что смерть есть и жизнь конечна. Потому что мы уже знаем, что это так. Нам уже философия об этом рассказала (хотя мы об этом всегда знали, просто философия формулирует, то, что мы знаем априори).
Чувства, которым руководствуются то движение, которое так ярко было выражено в выступлении тогда еще не полномочного представителя президента Игоря Холманских во время событий зимы-весны прошлого года, именно выражается в чувстве глубочайшего непонимания этой несправедливости. Почему жизнь, труд и деятельность одних ничтожна, тяжела и безысходна, а жизнь и деятельность других невероятно важна и креативна. Под это подводят целую философскую базу, что якобы есть целая категория людей, которые вы называете «креативным классом», которые творят нечто для мира гораздо более бесконечно важное, чем творит рабочий. Человек, который просто приходит на свою работу и что-то делает.
Но что они творят? На самом ли деле они творят вещи, которые стоят дороже? План по переустройству города, по превращению старой фабрики в мастерскую художника, по превращению танка в трактор раскрашенный цветами и надписями стоят гораздо дороже, чем производство самого танка. Он становится арт-объектом. Это выдуманное пространство. Оно не существует как результат объективной деятельности человека. Оно выдумано, потому что так договорились.
Проблема современного либерального мира, либеральной диктатуры, что она строится на системе так называемых договоренностей, на совокупном союзе бюрократии, финансовой олигархии, силовых структур, информационно-пропагандистского блока и криминала. Пять составляющих. Эти пять составляющих, союз между ними уничтожают человека труда, как фактор истории, как фактор мира. Хотя современное государство настолько эмансипировалось от человека и его нужд, что оно может действовать как угодно, совершать любые правонарушения, любые унижения человеческого достоинства и говорить, что так и надо. Мы видим, что современные государства создают концлагеря по типу Гуантанамо, где люди 8 лет сидят без суда и следствия. Говорят – так надо. Даже товарищ Сталин объяснял советским гражданам, почему он делает то-то и то-то, уничтожает «врагов народа». Сегодня они уже не объясняют. И люди с этим соглашаются. Таким образом, огромная масса людей оказываются как бы выброшенными из истории. Их жизни становится просто материалом переработки для повышения благосостояния очень узкого слоя.
Мой тезис. Мир сегодня пришел к такой чудовищной социальной несправедливости, которой не знал Древний Вавилон, которой не знали рабовладельческие государства Египта. Они хотя бы имели сакральную вертикаль, где раб знал, что он раб, где фараон был живым богом на Земле. Сегодня это олигархы, бюрократы, правящие классы. Кто их назначил живыми богами? Они создали де-факто террористические аппараты подавления всего что внизу – информационные, силовые, финансовые. Они управляют кризисами, они мгновенно обесценивают жизнь людей, которые работают. А обесценивают потому что, что где-то какой-то Ротшильд примет решение резко понизить курс доллара. Они располагают инструментарием, который никогда в истории человечества элиты не располагали в масштабах всего человечества.
Поэтому та проблема, которая поставлена здесь на Урале, по восстановлению статуса человека труда пока еще философски не отражена. Может быть, мы еще как-то не доизучили Юнгера, и надо бы к нему вернуться и к каким-то работам Хайдеггера о роли рабочего, которого он писал в 20-30-е годы прошлого века. Надо может быть перечитать и посмотреть, применимы ли они сегодня к нашей проблематики. Думаю, что применимы многие из них. Там речь идет о роли профсоюзов, рабочих союзов и т.д.
Эта проблема имеет не только прикладное значение для Урала, она имеет прикладное значение для всего человечества. На самом деле Россия в ХХ веке до сих пор еще пользуется по инерции симпатией. Русская революция поставила вопрос для всего мира – раб не всегда должен быть рабом. А раб это тот, кто отдает свою жизнь просто так для того, чтобы жил другой. Ведь так говорилось всегда. Мир он таков, – как сказано в Экклезиасте, – господа всегда господа, рабы всегда рабы. Так есть, так было и так будет. Ни фига подобного, сказал русский человек в 1917 году – так не будет! Рабы будут такими же, как и все и человек труда будет иметь достоинство. Это было слово русской революции.
Революция не была марксистской, она была сугубо религиозной, исходящей из трех тезисов русского сознания, которые всегда были в русском народе. Это еще первым заметил Радищев. «Земля божия и владеть землей грех», «справедливость на земле возможна» – второй тезис. И «царство справедливости может быть установлено совокупными усилиями добрых людей». Толстой это сформулировал так – «если злые люди объединяются ради дел злых, что мешает добрым объединиться ради дел добрых».
Это истоки русского социализма. Он – уникальный, русский. Он написан не Марксом, не Фейербахом. Он сформулирован русским человеком, который жил и с удивлением смотрел на Шереметьевых, Трубецких, Ростопчиных, которые владели огромными землями, миллионами рабов. И русский человек говорил себе – так жить нельзя. Это не по правилам.
Сегодня самосознание русского человека возвращается. Ставя вопрос о труде, мы имеем дело с национальной русской проблематикой, которая после долгого советско-марксистско-сталинского забытья, просто выбило из людей возможность мыслить, возвращается. Мы сегодня видим, что человек возвращается к своей исконной проблематике, которая собственно ставила его в центр истории. Потому что именно русские поставили вопрос – рабы не всегда рабы, а господа не всегда господа.
Я считаю, мы имеем дело с неким революционным и исторически важным моментом, который на самом деле приведет к тому, что миллионы трудящихся не только в России, но и по всему миру посмотрят на нас, как на страну надежды.
Сегодня мы возвращаемся. Это очень отрадно. Я думаю, что это надо дальше формулировать. В России восстанавливается философская школа о смысле труда, о соотношении смысла жизни и труда, о конфликте между трудом и капиталом и возможном претворение всего этого в политику.
Мне хотелось бы, чтобы это так было».