«Серебро» - новый роман писателя Эдуарда Диа Диникина, работавшего на Урале, вызвал оживленное обсуждение в прессе.

«Повестка дня» сегодня публикует рецензию нашего коллеги Сергея Мальцева и приглашает критиков и почитателей таланта автора присоединиться к дискуссии о новом романе «Серебро».

Странный сон

Роман Эдуарда Диа Диникина «Серебро» оставил у меня ощущение воспоминаний о странном сне. Да, в снах нет логики и сюжета. Но в них есть сильные эмоции и ощущения, которые ты вновь проживаешь и переощущаешь в своих воспоминаниях.

На сайте издательства «Чтиво», издавшего его новый роман, автор назван «одним из ярких представителей литературного направления «Уральский магический реализм». Не будем вдаваться в значение этого термина, тем более что формулировка, в общем-то, говорит сама за себя.  Отметим лишь, что ввел его российский литературный критик Виктор Топоров. Он же и причислил Диникина к этому направлению литературы.

О чем же эта книга? Вот что говорится в аннотации.      

«Действие романа начинается в Петербурге 1913 года — в период, когда реальность бурлила предреволюционными процессами, идеи сталкивались с идеями в словесных баталиях, после претворялись в дела — и сталкивались уже на улицах. Известные представители «Серебряного века», такие как Хлебников, Бурлюк, Брюсов, Белый, Тиняков, Волошин, пьют в ресторанах, читают свои и чужие тексты и выбрасывают рукописи, которые попадают в руки чекистов и агентов охранки.

Поначалу произведение Эдуарда Диникина напоминает историко-литературный роман, но реальность оказывается двулика: в мире, где на глазах простых смертных меняются вековечные устои, на поверхность прорывается обратная сторона. Известный поэт здесь может оказаться вампиром или прорицателем, случайный телефонный звонок — связать друг с другом людей из разных эпох, а дешёвый медальон — оказаться волшебным талисманом.

Границы между сном и явью, литературой и действительностью, добром и злом, оказываются зыбкими и проницаемыми в мире магического реализма, в котором у каждого свой шорох за спиной».

Так и есть, загадочные и интересные сюжеты переплетаются между собой в какой-то невообразимой фантасмагории. И пусть взаимосвязи – сразу видимой - между ними нет. В снах, повторюсь, тоже нет логики. Но попробовать литературный фьюжн должен каждый.

Есть и послевкусие: литературные игры.

— Ха-ха-ха-ха, — рассмеялся Валерий Брюсов в угловом, литераторском зале «Вены», ресторана не для всех, — а вот как было на самом деле. Как я написал вначале: «Товарищ мой. Один из многих. Вот-вот откинет свои ноги. И с Богом встретится душа. Крадусь к нему я не спеша. Он тихо близится к концу. И я, шепча слова проклятий, его бью с силой по лицу!»

На мой взгляд, это – самое лучшее, что я видел, применительно к оригиналу Брюсова.

Мне снилось: мертвенно-бессильный,
Почти жилец земли могильной,
Я глухо близился к концу.
И бывший друг пришел к кровати
И, бормоча слова проклятий,
Меня ударил по лицу.

22 июня 1895

Такие моменты читатель найдет каждый для себя: их там много.

Диникин хорошо вписал свой роман  в картину мира Пелевина/Сорокина. Не нужно четкого сюжета. Не нужно драматургии – только эмоции и ощущения.

Что зацепило? Вульгарность. Впрочем, сегодня читателя этим сложно удивить…

«Особенно забавно было это осознавать в моменты интима, когда, задрав ноги к потолку, она кричала в экстазе: «Ишшо! Ишшо!»
В эти секунды Шорох ощущал себя приказчиком, завалившим крестьянку где-то на скотном дворе. Это его не раздражало, напротив, смешило. Но, как и раздражение, смех — плохой помощник в амурных делах.
К тому же, каперанг просто не мог кончить, а именно это — кончить, причём раз и навсегда — было главной целью его пребывания в этих меблированных комнатах последние три дня».

С другой стороны, если автор хотел показать в этой сцене атмосферу тянущейся  пошлости, тоски и безнадеги, то ему это с блеском удалось.

Не буду раскрывать сюжет, но эта сцена кончается очень неожиданно.

Тем не менее, пошлость, безнадега, серость, смерть – все это в главе «Шорох», названной так по фамилии одного из героев, представлено обильно и где-то даже со вкусом, если это слово применимо к пошлости, безнадеге, серости и смерти.  

Что еще? Животная антисоветчина.

Буквально каждый герой Диникина, кроме, пожалуй, Максимилиана Волошина, смертной ненавистью ненавидит новоиспеченную советскую власть.

Не будем забывать, что каждый герой писателя – это, буквально, его «ребенок», которому он вкладывает свои смыслы из головы. Что, к слову, удивляет, учитывая, что Диникин публиковался в сборнике «Поколение Лимонки».

— Наглости большевиков нет предела, — не сдержавшись, повысила голос Александра, — «по просьбам трудящихся» переименовать град святого Петра!

— Господи, они людей пытают, грабят, убивают, что им захваченный город! И всё это под лозунги о свободе, равенстве и братстве, — горько усмехнулся блондин. — Помните ту историю с картиной Репина «Иван Грозный убивает своего сына»? Когда сумасшедший изрезал её ножом с криком: «Хватит крови!»? Это был тринадцатый год, кажется. Газеты шумели, общественность негодовала, хранитель музея Хруслов, узнав о порче картины, от стыда бросился под поезд. От стыда! Какие все чувствительные были. Честь, совесть, стыд — большевикам неведомы такие понятия. Вот с одной стороны — хрусловы, а с другой — варвары-безбожники. Сейчас они храмы разоряют и картины из Эрмитажа за границу продают, и ничего — спят спокойно, да ещё объясняют этот грабёж революционной необходимостью в пользу голодающих. Которых сами же голодом и морят. А вы говорите — честь, совесть. Нет, чтобы их победить, надо стать такими же, как они. То есть цугцванг, господа.

Правда, не стоит и забывать, что большинство поэтов Серебряного века не приняло октябрь 1917 года, а видение происходящего дано именно через их оптику.

С другой стороны, читатель нисколько не сочувствует ни одному из героев Диникина. В книге попросту нет однозначно положительных героев. Не самое ли время поизучать то, что они ненавидят?

— А вы сами какую музыку предпочитаете? — поинтересовался Константин.

— Музыку Ильича, — лаконично ответил молодой человек.

— Этот кровавый прохвост мало того, что лампочку «изобрёл», так ещё и музыку «сочинял»?! — воскликнул Константин.

— Я про Петра Ильича, — коротко ответил Дмитрий. И по его лицу можно было предположить, что он уже не первый раз так шутит.

— В такую погоду, похоже, только бесовское на ум приходит, — Иван закурил сигарету.

Автор в угоду своей концепции играет историческими фактами, но читается это крайне приятно!

Вот вам напоследок.

В комнате находятся трое мужчин. Один из них мёртв. На нем шёлковая русская рубашка, штаны, заправленные в сапоги. Двое других одеты в элегантные и дорогие костюмы.

Одному из них, темноволосому красавчику, дурно.

— Легче, Феликс, — говорит ему по-английски второй и хлопает по плечу, — спокойно. Этот выстрел ознаменовал большую перемену — дом Романовых-Юсуповых сменится домом Юсуповых-Романовых.

Спорно, но… Забавно.

Такая книга – это цветные, сюжетные сны. Проснувшись, читатель такой: вначале отрицание, потом споры, потом принятие. Но безусловное достоинство этой книги - с ней хочется поспорить и ей хочется восхищаться.

Как и собственными снами. С ними сложно спорить. Так и с книгой Диникина «Серебро».

Да, из этой книги можно вырасти, но помнить ее будет каждый читатель.

Сергей Мальцев

Эдуард Диа Диникин

Писатель, актёр, сценарист. Автор поэтического сборника ‘Mein Keif’, романа «Московский психопат», сборников «Поколение Лимонки», «Манифестофель» и ‘Summer. Day. Butterfly’. Публиковался в журналах «Урал», «Бронзовый век» и других.
Является одним из ярких представителей литературного направления «Уральский магический реализм». В настоящее время живёт в Санкт-Петербурге.

Фото: https://chtivo.spb.ru/